EDC Club

Бесценный опыт приобрел так называемый выживальщик Лепёшкин из города N. Движение выживальщиков или сурвивализм весьма популярно, в том числе среди технической и гуманитарной интеллигенции.
Так, доцент историк Лепёшкин увлекался сурвивализмом, входил в тематическое сообщество города N и пользовался там авторитетом. Его познавательные видео о том, как первобытные застрельщики движения добывали огонь из гавна и палок, солили сало мамонта, а из хоботов соорудили первый водопровод, пользовались успехом. А его отчеты о ночевке в лесной землянке и обзоры тушенки, поедаемой при отблесках огня, рождали энтузиазм повторить дерзкий экспириенс.
Периодически Лепешкин на день-другой выбирался в пригородный лес, где в чаще им была вырыта крошечная земляка с умело замаскированным входом, внутри самодельная печурка.

Вот и сегодня он намылился в лес. Жена перекрестила снаряженного аки коммандос толстенького доцента в очечках, а когда дверь за ним захлопнулась, покрутила пальцем у виска. Но подумала «Зато не бухает…». А после пары деньков на свежем воздухе, полных мужественных испытаний, доцент так воодушевляется, что в постели ведет себя как наглый аспирантишка… Правда запал не долог, но и то дело…

Двигаясь ноябрьским лесом к ночевке, Лепешкин предвкушал «постапокалиптическую» ночь. Что может быть лучше для выживальщика? – где-то в окружающем ледяном промозглом лесу бродят голодные зомби и мутанты, хоронятся потерявшие всё и рассудок чиновники, поедают друг друга... Потрескивает радиация… В эфире пробиваются редкие голоса забаррикадировавшихся в убежищах счастливчиков «Координаты такие-то. Но не приближайтесь! Идите [censored]! Стреляем! Как поняли? Прием. Координаты такие-то. Но не приближайтесь…».
А в земляночке трещит крошечная печурка, на ней котелок с чаем, на чурбачке скромные припасы: тушенка да сухари, фляжка со спиртом. Всё! Верный ремингтон с разрывными пулями под рукой, пусть только кто сунется, его потроха и мозги украсят и завершат мрачный пейзаж. Лепота и уют для интеллектуалов *****…
Конечно, ничего страшнее топорика у Лепешкина нет, и коли ты не шишка, пакетик орешков иль личинка короеда, опасаться кроме белок и дятлов тут некого, но да разве это важно, ребятки?!.. Настрой и атмосфэра – всё!

Вот и заветная полянка. Едва разрумянившийся Лепешкин скинул рюкзак, как стал белее мела, – на поляну вырулил… если бы зомби! Медведь! Лепешкин не поверил глазам, а медведь поверил глазам, и так обрадовался, что встал на задние лапы, передние простер вперед и заспешил к Лепешкину с видом «Дай обниму!».
Лепешкин не любил панибратства, потому пулей разметал дерн, скрывающий вход в землянку, юркнул в дверку и едва накинул изнутри засов, как зверь стал ломиться «в гости».
Дверь была крепка, визитер отступил. Отступил и немыслимый испуг – сменился безудержным весельем, так бывает от пережитого потрясения.
– Что, взял?! Ха-ха! Тупая скотина! Обрадовался он, разбежался! Пошел в жопу, клоун! Ха-ха! – ликовал доцент.
Ликование было кратким. Рюкзак со всем необходимым, включая связь, спальник и теплую одежду, остался снаружи. Затрещала ткань, послышалось довольное медвежье урчание и чавканье. То были нехитрые припасы выживальщика, его НЗ: котлеты, сало, колбаса, печенье, карамель…
«Пожрет и уйдет» – решили в землянке. Но медведь ошивался вокруг час, другой, третий. В щели в дощатой дверке, было видно как темнеет. Лепешкин продрог почище уличного бобика, почиканого под ноль стригущим лишаем.
Доцент выкопал из земли герметичный пакет: спички, рыболовные крючки, леска, свечи, таблетки для обеззараживания воды, китайский фейерверк, выстреливающий подряд дюжиной одиночных ракет (этакая импровизированная ракетница), складной нож.
Нужно согреться, да дровишки остались у «дяди Миши». Историк собрал все щепочки с земляного пола, ободрал кору с бревенчатых стен, изъял мох из щелей. Удалил пробку в потолке (посыпался дерн) и посунул в открывшуюся дыру жестяную трубу дымохода. Все проделал с осторожностью мыши.
Едва наружу потек дымок, как явился чертов медведь и, зубами выдернул трубу прочь, а в дырку сунул харю! И как давай реветь! Так аномально резонирует Джигурда в период гона…
В хладный воздух низенькой землянки врывалось зловонное дыхание зверя, клубилось в отблесках огня. Лепешкин вжался в землю, заткнул уши. Обмирал, – а ну тварь догадается снять дерн с крыши и раскатать бревнышки наката?!
Выговорившись, медведь отступил. Кора и мох прогорели, отставив лишь дым, но не тепло.
С трудом добыв жалким ножом стружку и щепу со стен, Лепешкин затопил вновь. Дым валил в землянку, а Лепешкин его шапкой в дымоход, в дымоход! И медведь тут как тут, Лепешкин опять обмирает на земле.
Когда затопил в третий раз, медведь уселся на дымоход. Срака-то в тепле, это все, однако, понимают…
Медведь довольно похрюкивает, Лепешкин задыхается и проклинает хобби пуще толстопятого выродка на поверхности. Потрясенный свалившимися бедами, выживальщик загасил огонь, свернулся калачиком и впал в забытье.
Лепешкин открыл глаза «Где я?..». Бревна наката ходили ходуном, что карандаши, сыпалась земля. Черт! Коварный медведь снял дерн и пытался поддеть бревно. Ему удалось, лапа сунулась в щель и разметала потолок, ужасная ревущая пасть нависла над скукожившимся Лепешкиным.

Выживальщик подорвался, в ушах еще звенел собственный вопль, сердце бешено колотилось.
– Фухх… – Лепешкин потер лицо и принюхался, – светало, воняло мертвыми, предварительно напуганными скунсами... Это не могла быть кучка Лепешкина, сделанная им после первого, незабываемого воззжения очага, – она давно замерзла, запах был связан…
– Черт! Что за… Откуда жидкость?! – чертыхался Лепешкин.
На хладной заре, медведь помочился в дымоход и ушел… Нарочно он это сделал, или цистит, не знаем, но доцент, интеллигент в четвертом колене, изрыгал ругательства как люмпен в пятнадцатом … Самое безобидное было «Сарданапал ебучий» и «объебос косолапый».
Лепешкин не чуял ног, рук. Срочно нужна вылазка за рюкзаком, за телефоном, консервами, иначе только околеть. Но нужно наверняка напугать и отогнать медведя, да где он?
Одеревеневший, почти отчаявшийся, выживальщик наскреб стружки, зажег. Для дымка подкинул споротые с кальсон манжеты. Держал наготове фейерверк. Только бить по [censored] следовало прямой наводкой, как по танку, чтоб наверняка!
Вскоре послышалось рычание, Лепешкин запалил «фауст патрон», высунул руку в дымоход, навел оружие на звуки врага. Медведь приближался не спеша, оружие возмездия молчало. Дистанция сокращалась, оружие ни гу-гу. «Потухло!» – решил Лепешкин и втянул руку. Не потухло…
Пятнадцать китайских залпов в гробу, это вам [censored] не шутки… Погасив на себе одежду, оглохший задохнувшийся Лепешкин кинулся к дымоходу хапнуть кислороду. Снаружи, попеременно правым и левым шнифтами заглядывал восторженный медведь «Вау! Как круто! Еще, еще!!..».

Лепешкин опустился на землю и горше горького заплакал. Грязными дорожками побежали слезы. Он осознал, что не выжить, несмотря на принадлежность к избранным... Медведь его не оставит. Это не какой-нибудь шатун, как думалось вначале, а медведь-однолюб ебать… А не позднее полуночи Лепешкин околеет. Ватное безразличие овладело им…
Умиральщик слышал, как снаружи звонит телефон – жена, но батарея на морозе быстро разрядилась. Не все ли равно…

– Пашка! Пашка! Ау!
Лепешкин решил, что бредит. Но нет, это были люди и они звали его. Он слышал, как рычал медведь, а люди хохотали и журили зверюгу.
В общем, этот ручной дрессированный медведь Пашка сбежал из передвижного цирка, когда тот делал остановку, следуя мимо леса. Сбежал, заблудился придурок, сам перепугался и когда увидал Лепешкина, до чертиков обрадовался человеку и кинулся что к родному…
А Лепешкин подлечился, и теперь вовсю делится опытом экстремального выживания, опуская кое какие незначительные детали…